Чернова Валентина Алексеевна — искусствовед, член Союза художников России, арт-критик.
– Как говорил А. Экзюпери, «все мы родом из детства». Так и все творческие союзы: у них где-то было начало, они с чего-то зарождались. Когда я приехала после института в город Куйбышев, обнаружила очень смешанную картину в художественной жизни. В каком плане? Наш Город стоит на Перекрестке всех дорог. Через Самару дороги ведут и на восток, на юг, и на север, и на запад. Это обусловило специфику развития города: выпускники сюда приходили из Репинского института Академии художеств в Петербурге, из художественного института им. В.И. Сурикова в Москве, здесь представляли художественную школу Харькова, Киева, Ташкента, Чебоксар, – каждый выпускник принес традиции своей школы. Это создавало некую мешанину стилей.
Как искусствовед, воспитанный на классических, канонических образцах, я знала, чем отличаются венецианская и флорентийская школа живописи. В первое время, работая в музее в Куйбышеве, терялась, когда видела эту пеструю картину. Непросто было увидеть самобытность. Понадобились годы, чтобы придумать свою концепцию. И я поняла, что наша художественная культура – это клумба, и каждый художник – это отдельный цветок в клумбе. Поэтому, когда создала для себя эту теорию, успокоилась. Я стала видеть в таком аспекте, что у нас Город на Перекрестке Ста Дорог. Отсюда специфика художественной школы, и в этом уникальность и своеобразие города.
Когда в 1990-е годы начался передел собственности, многие союзы в городах потеряли свою собственность. Союзы художников обладали художественными комбинатами, недвижимостью. И в других городах, я слышала, их просто устраняли, дабы завладеть площадью. Это были огромные художественные комбинаты, ведь советское искусство многометровое, большое. У нас здание тогда не было потеряно, и жизнь Союза продолжалась.
Союз художников России на сегодняшний день сохранил свой статус-кво. Всех нас осеняет крылами Российская академия художеств. На сегодня в городе сформировалось несколько творческих союзов: Региональный творческий союз художников, Творческий союз художников, союз художников-дилетантов «Палитра», Самарское региональное отделение Союза художников России, еще есть Центр современного искусства — пять художественных объединений. Обратите внимание на то, как хорош наш город, как он благодатен: все нашли свою нишу, все устраивают свои выставки. В искусстве нет пронумерованных мест, как в самолете!
Еще любопытно, что сразу же, во многих городах, когда художники «потерялись» и союзы утратили свою независимость, пришли новейшие течения и направления. Как основное стилевое художественное направление, мейнстрим.
До 1991 года в стране мейнстримом был соцреализм, существовали также андеграунд, полуофициальное искусство и маргинальное искусство. У нас были и маргинальные люди. Интересной личностью был дипломат в прошлом В. Рухмалев, высланный в закрытый город Куйбышев. Тут он творил свободно. Были и такие художники, которые работали уединённо, вне официального направления тематической картины с определенной идеологией.
Андеграунд – это интересная страница в истории культуры. Это подпольное, запрещённое искусство: многие авторы после ГУЛАГа, осуждённые по политическим статьям, собрали свой круг единомышленников, художников, всех тех, кого волновали вопросы формы. Наш музей сделал выставку из коллекции Талочкина, где представил это искусство.
И естественно, после 1991 года наш музей участвовал в нескольких провокационных выставках. Одна называлась «Безумный двойник». Я считаю, что это было необходимо. Там, например, был макет блевотины: то есть человек как бы разжевал новогодний шар и выплюнул. Там был «сексуальный матрас» в полоску, как у зебры, он сексуально дышал и волнующе извивался. Был и нецензурный видеоролик Олега Кулика (нашего основного провокатора 90-х), снятый в ГМИИ им. Пушкина перед картиной Ван Гога. В девяностые годы было большое разнообразие на события в художественной жизни.
Для меня решающим стало, когда в 1999 году сюда привезли серию акций. Сначала поехали на Хлебную площадь. Один человек купил мешок белых душистых рогаликов, нанизал на веревку, обмотался, окунул их в краску. Художник Г. Юферев кричал: «Это кощунство, святотатство над хлебом!» Позже намазали зеленой краской картон, насыпали пшено и стали голубей призывать. Я переживала, что птицы отравятся. Меня утешали, говоря, что голуби не дураки. Далее взрывали модели машин, намекая на бандитскую Самару. Затем человек, опоясанный рогаликами, разделся догола возле «дна» и с этими рогаликами поплыл. Именно тогда я решила вступить в Союз художников России.
Очень показательно было, когда в 2008 году в Самаре состоялась выставка Большая Волга, и приехали коллеги из Русского музея. Удивило петербуржцев то, что в Поволжье никто из союзов не сдал свои позиции. Но когда гости осмотрели выставку «Большая Волга», то с грустью констатировали, что лучшие места заняли генералы от живописи, председатели союзов с огромными полотнами в духе соцреализма.
Искусствоведам из Петербурга предложили: «Вы разочарованы выставкой, давайте соберем весь этот Союз художников, разгромим, раскритикуем». Подумал искусствовед А.Ф. Дмитренко и вымолвил: «Голубчики, это когда был соцреализм, говорили: «Вы не вписываетесь, у вас картины, как у Ренуара, вы должны вписываться». Сейчас полная свобода. А человек, который специализируется только на цветочных натюрмортах, прав: ему надо кормить семью, детей, ему жить надо».
Вот Е.Е. Моисеенко исполнилось восемьдесят лет. Хороший художник, картины в Третьяковке, Русском музее. Но ни одна крупная галерея Петербурга, ни один музей не дали ему зала. Он где-то в районном выставочном зале сделал выставку.
А причина возможно в том, что Петер Людвиг, шоколадный король, подарил Русскому музею свою коллекцию новейшего искусства, и Мраморный дворец полностью отведен под экспозицию. В государственном Русском музее есть триста кураторов новейших течений и направлений. Все хотят специализироваться по новым течениям, чтобы ездить за границу. Отечественной провинциальной живописью заниматься не престижно. Коллеги из ГРМ констатировали, что на Волге союзы не сдали свои позиции: живут, процветают, делают выставки обменные, делают «Большую Волгу». Было увлекательно их слушать и узнавать о том, что происходит в искусстве. В СССР государство вкладывало огромные деньги в культурную политику, и все наши сотрудники в обязательном порядке ездили на семинары по вопросам современного искусства. Сейчас не так.
В Самару приезжал Александр Ильич Морозов. Он рассказал о проблемах создания экспозиции искусства ХХ века в Третьяковской галерее. Новые кураторы хотели исходить лишь из наследия андеграунда и авангарда. Но традиционалисты настаивали на том, что истина посередине. Необходимо и то, и другое показывать. Дело кончилось инфарктами. Морозов в статьях об искусстве соцреализма настаивал: нельзя выбрасывать А. Дейнеку. В 2014 году с триумфом прошла его персональная выставка. Если раньше, двадцать лет назад иностранцы приходили в музей и спрашивали: «О, где В. Кандинский, К. Малевич?», — то теперь все изменилось.
В СОХМ в 2012году приехал представитель из Сорбонны, славист. Он воскликнул: «Я так люблю А. Дейнеку и А. Самохвалова! Где можно увидеть экспозицию соцреализма?» Откуда такая любовь? Вероятно потому, что страна, как Атлантида, исчезла, и все бросились изучать эту Атлантиду. Оказывается, она уникальна, необыкновенна.
Поскольку традиции и система Академии художеств, ведущие от Рафаэля, от Флорентийской Академии художеств, не были разрушены, они сохранились в художественных школах в неприкосновенности, Российская академия художеств приняла решение взять под эгиду Союз художников и все региональные отделения союза художников. И в этом есть логика: в этом традиция, школа и ремесло.
